Бледный всадник - Страница 118

118

— Почему датчане сюда явились? — вопросил Альфред. — Они хотят позабавиться с нашими женами, они хотят превратить наших детей в рабов и забрать наши дома, но они нас еще не знают!

Последние шесть слов он произнес медленно, раздельно, отчетливо и громко выговаривая каждое.

— Они не знают наших мечей, — продолжал король, — они не знают наших топоров, они не знают наших копий и нашей свирепости! Завтра мы их научим! Завтра мы их убьем! Завтра мы изрубим их на куски! Завтра мы обагрим землю их кровью и заставим их скулить! Завтра мы заставим их просить у нас пощады!

— Никакой пощады! — крикнул кто-то.

— Никакой пощады! — громко прокричал Альфред, но я-то знал, что на самом деле он так не думает.

Он бы скорее даровал пощаду датчанам, предложил им любить Бога и попытался их вразумить, но в последние минуты король научился наконец разговаривать с воинами.

— Завтра вы будете сражаться не за меня! — выкрикнул он. — Это я сражаюсь за вас! За Уэссекс! Я сражаюсь за ваших жен, за ваших детей и за ваши дома! Завтра мы будем драться за все это, и, клянусь могилой моего отца и жизнью моих детей, завтра мы победим!

Ему ответили приветственные крики. Говоря по чести, это нельзя было назвать особо зажигательной боевой речью, но то было лучшее, что мог предложить Альфред, и это сработало. Люди топали; имевшие щиты колотили по ним мечами и копьями, и сумерки вокруг нас наполнились ритмичным грохотом.

— Никакой пощады! — кричали люди.

Звук отдавался эхом от склонов холмов:

— Никакой пощады, никакой пощады!

Мы были готовы к решительной битве.

И датчане тоже были готовы.

* * *

Ночью небо затянули облака. Звезды исчезли одна за другой, тонкий месяц поглотила тьма.

Заснуть было нелегко, и, сидя рядом с Исеулт, которая чистила мою кольчугу, я точил оба своих меча.

— Завтра ты победишь, — сказала Исеулт тихо.

— Ты видела это во сне?

— Сны больше не посещают меня с тех пор, как я крестилась, — покачала она головой.

— И что, крещение того стоило?

— Я должна в это верить, — ответила она.

Камень со скрипом пополз вниз по лезвию. Вокруг все тоже точили оружие.

— Когда все кончится, — сказал я, — мы с тобой уедем и построим свой дом.

— Когда все кончится, — возразила она, — ты уедешь на север. Только на север, и никуда больше. К себе домой.

— Тогда ты пойдешь со мной.

— Может быть.

Исеулт передвинула кольчугу и принялась натирать следующую ее часть куском овчины так, чтобы звенья засияли.

— Я не могу видеть свое будущее. Оно всегда во тьме.

— Ты станешь госпожой Беббанбурга, — заявил я, — я одену тебя в меха и увенчаю ярким серебром.

Исеулт улыбнулась, но я заметил слезы на ее щеках и решил, что это от страха. В ту ночь многие в нашем лагере испытывали страх, особенно когда люди заметили свет на ближайших холмах — там, где датчане разожгли свои костры.

Мы немного поспали, но задолго до рассвета меня разбудил мелкий дождь. Все вокруг тоже проснулись: люди зашевелились и принялись натягивать воинское снаряжение.

Потом в сером утреннем свете мы двинулись вперед.

Дождь то прекращался, то начинался снова, злой и колючий, он все время хлестал нам в спину. Большинство из нас шли пешком, а немногочисленные лошади везли щиты. Осрик и его люди двигались впереди, потому что хорошо знали графство.

Альфред сказал, что люди из Вилтунскира построятся в боевом порядке справа и с ними встанут люди из Суз Сеакса, за которыми во главе своих гвардейцев будет сам король: его гвардия состояла из воинов с Этелингаэга. Еще с Альфредом будут фирды Дефнаскира, Торнсэты и Хамптонскира, отряды Харальда, Бургварда и моего двоюродного брата из Мерсии, а слева встанет сильный фирд Суморсэта под командованием Виглафа.

Всего три с половиной тысячи человек.

С нами шли и женщины. Некоторые несли оружие мужчин, другие — свое собственное.

Почти никто не разговаривал. Утро выдалось холодное, а трава была скользкой из-за дождя. Люди проголодались и устали, да к тому же всем было не по себе перед битвой.

Альфред приказал мне отобрать пятьдесят человек, но Леофрик не захотел отдать столько из своего отряда, поэтому я взял людей у Бургварда — тех, что сражались вместе со мной на «Хеахенгеле», превращенном в «Огненного дракона», а теперь пришли сюда из Гемптона. Стеапа тоже был с нами, потому что, как ни странно, мы прониклись друг к другу взаимной симпатией. Со мной был также отец Пирлиг, одетый сегодня как воин, а не как священник.

Нас набралось меньше тридцати человек, но, когда мы поднимались по склону мимо покрытой зеленым мхом старинной могилы, к нам подошел Этельвольд.

— Альфред считает, что я могу сражаться рядом с тобой, — сообщил он.

— Он так и сказал?

— Он велел мне быть с тобой рядом.

Я улыбнулся. Вообще-то мне хотелось, чтобы рядом со мной были только люди вроде Эадрика или Кенвульфа, Стеапы или Пирлига — словом, те, кому я мог доверять, зная, что они будут твердо держать свои щиты.

— Ты будешь у меня за спиной, — сказал я Этельвольду.

— Это как? — не понял тот.

— В клине ты встанешь прямо за мной и приготовишься в случае чего занять мое место.

Юнец воспринял это как оскорбление.

— Я хочу быть в первых рядах! — настаивал он.

— Ты когда-нибудь сражался в клине?

— Ты же знаешь, что нет.

— Ну, тогда и нечего лезть вперед. К тому же если Альфред вдруг погибнет, кто тогда станет королем?

— А… — На его губах появилась слабая улыбка. — Значит, мне держаться за тобой?

118